Из военных воспоминаний Аркадия Алексеевича Николаева
На войне без связи никуда
В октябре 1943 года Хакасским военкоматом я был призван в Красную Армию. Мне было тогда 17 лет и три месяца. Располагавшийся в городе Заозерном Красноярского края 37-й учебный полк встретил нас сурово. Жили в землянках, крыши которых были сделаны из слоя жердей и засыпаны тонким слоем земли. За ночь от дыхания 176 солдат — все 26-го года рождения — снег на крыше таял, и на верхних нарах все были мокрыми. Но не роптали, служили, усердно постигали военные науки. Командир роты тяжело израненный фронтовой лейтенант учил нас боевой премудрости очень хорошо. Запомнились частые пятикилометровые кроссы. При этом он не в состоянии был пробежать с нами и 1 километр ранения не позволяли, и эстафету перенимал сержант спортсмен, трудяга, выносливый сибиряк.
Летом 1944 года полк был погружен в вагоны и нас повезли на фронт. Когда проехали город Тихвин Ленинградской области, впервые увидели «прелести» тяжелейших боев массу разбитых домов и техники.
И вот я - связист взвода управления при командире 1-го дивизиона 414-го артиллерийского полка 125-й Красносельской Краснознаменной стрелковой дивизии. Как часто я вспоминал своего ротного! Это он научил меня и выносливости, и бегу, что совершенно необходимо для связиста-кабельщика. Кстати, на лыжных соревнованиях в 37-м учебном полку в своем батальоне я занял 2-е место, а первое было у нашего сержанта. На соревнованиях он долго «тянул» меня, подбадривая, а километра за два до финиша крикнул мне: «Николаев, догоняй!» — и ушел далеко вперед, грациозно, как олень.
У каждого человека в определенной мере есть чувство страха. Трусости я не испытывая то ли потому, что я не понимал многого, то ли был просто очень «зеленым», но страх меня доставал.
Однажды было так. Дивизион занял позицию рано утром, всю ночь мы ехали к фронту.
Прибыли на свое место наши расчеты, спешно стали копать окопы для орудий, а мы, связисты, потянули связь на передовую к командиру дивизиона. К полудню все было закончено, и командир дивизиона приступил к пристрелке целей. На это ушло часа два, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы немцы нас засекли. До этого я не ведал, что такое бомбежка и артобстрелы. И вот неожиданно для меня на нашу батарею обрушился ад — градом посыпались немецкие снаряды. Я успел прыгнуть в какой-то окопчик, и мне каждое мгновение казалось, что сейчас снаряд угодит в меня. Хотелось стать червяком, чтобы закопаться вглубь, подальше от этого ада, спастись. Это была моя фронтовая прописка. От этого страха я вскоре избавился. Рвущиеся снаряды вокруг меня стали обычным делом. Я уже хорошо разбирался по звуку летящего снаряда, куда он упадет.
Однажды ночью я с сержантом Иваном Христофоровым шел на обрыв кабеля. Кабель проходил по неглубокому кювету метрах в 300 от батареи. Звук падающего рядом снаряда практически не слышен. Но я в какую-то долю секунды услышал этот звук — мгновенный, резкий и пронизывающий визг, и одновременно — взрыв. У меня была мгновенная реакция на звук, и я успел упасть в кювет. Не знаю, сколько времени я пролежал в контуженом состоянии, но жизнь стала возвращаться. Потом я услышал слабый стон Ивана и пополз к нему. Поняв, что я не могу оказать ему никакой помощи, еле добрался до батареи. По дороге в госпиталь Иван скончался, и я потерял друга.
Из-под Пскова наш 414-й артполк был переброшен за Нарву, километров за 20 в западном направлении от Финского залива. Запоминающаяся местность — на равнинном пространстве было три горы: одна у нас и две у немцев. На нашей командир дивизиона организовал свой КП у подножия горы. В горе был когда-то проложен тоннель, который затем вертикально уходил вверх наружу. Знатоки говорили, что эту фортификацию соорудил еще батюшка Петр 1. Вот по этому стволу я, как белка, взлетал и опускался по нескольку раз в день. Готовилось наступление на Таллии, мощность артиллерийского огня возрастала, кабель перебивался неоднократно и днем, и ночью.
Вспоминая своих фронтовых товарищей, а я их многих хорошо помню, удивляюсь своему счастью повстречать так много прекрасных людей.
Майор Ильин, заместитель командира дивизии по политчасти, пользовался абсолютным авторитетом и уважением у всего штаба дивизиона. Однажды я попал в его «ежовые рукавицы». Строгим тоном он подозвал меня: «Ты почему сквернословишь?» Был грех, наверное, хотел показаться старше, более солидным. «Вот тебе фляжка стеклянная, налови доверху в нее муравьев». Майор был снят с воинского учета, у него был сильный ревматизм ног, но он добился отправки на фронт и честно исполнял свои обязанности. Муравьиная кислота ему нужна была для лечения ревматизма. Потом он угостил меня чашечкой чая, искупление проступка состоялось. Я все усвоил хорошо, с тех пор я неуважительно отношусь к людям, которые сквернословят по поводу и без оного.
Фронтовая жизнь шла, я добросовестно трудился для фронта и победы. Эстония была освобождена от фашистов. Мы, артиллеристы на автотяге, были на самой передовой линии наступающих. Боев было мало, только отдельные стычки.
В Эстонии были сравнительно недолго. Отдохнули, доукомплектовались, пожили немного мирной жизнью и в начале ноября 1944 года снова в путь.
Город Голдан в Восточной Пруссии, направление на Кенигсберг, около этого города мы высадились. К этому времени во мне уже ничего не осталось от того насмерть перепуганного артналетом связиста-ефрейтора. Я стал самоуверен и поплатился за это.
Мы наступали на Кенигсберг. На праздник 7 Ноября старшина привез нам всем по 100 граммов водки. Но дело прежде всего. На обрыв кабеля я вышел один. Снаряды рвались относительно редко, и, спокойно стоя в полный рост, я соединял концы. И надо же, «случайно» меня нашел мой «родной» снаряд. При былой осторожности я бы его легко опередил, но самоуверенность подвела. Ранение мое считалось легким, разорвало мягкие ткани бедра правой ноги, кость не задета. Возвратившись в родной взвод, я впервые в жизни выпил водку, поперхнулся, закашлялся, но меня заставили допить до дна. Я потерял много крови, обмотки были буро-красные, я сильно ослаб. Но водка так бодряще подействовала на меня, что хоть вставай с носилок и пляши.
Затем началось перемещение по разным госпиталям и городам, и на финише лечения я оказался в городе Рассказово Тамбовской области. В начале марта 1945 года я вновь оказался в запасном полку. Оказалось, что молодых уже не направляли на фронт, из них формировалась уже послевоенная армия. Меня направили в учебный танковый полк.
Время нахождения на Ленинградском фронте отразилось на мне отрицательно: места там болотистые и просыпались мы часто мокрыми. В начале 1946 года меня по состоянию здоровья демобилизовали из армии.
Далее была вечерняя школа рабочей молодежи, очная учеба в лесохозяйственном техникуме, заочная учеба в лесохозяйственном институте и вплоть до выхода на пенсию работа в лесном хозяйстве.