Семейные дуэты и даже целые династии встречаются среди врачей, полицейских, учителей, теперь уже и космонавтов, поваров, представителей прочих профессий. В том числе, среди лесоводов. И это очень хорошо. Потому что родные люди охотнее всего делятся секретами мастерства, остро переживают за фамильную честь, более дисциплинированны и ответственны. Разговоры об общем деле у них не заканчиваются после завершения рабочего дня, а значит расширяется время для поиска каких-то актуальных решений… Глядишь, и дети, и внуки, заразившись увлечённостью старших, выберут их профессию, придут на смену.

Примеры? Готов привести множество – целый список. Тимаковы из Козельска, Скрыпниковы из Медыни, Макаркины из Мещовска, Колесниковы из Жукова… В этот перечень включил бы и чету Кодаковых из Думиничей. Глава семьи - Николай Петрович и его супруга – Тамара Фёдоровна имеют общий лесной стаж, значительно превышающий восемьдесят лет. Как он складывался, какие события из прожитого отпечатались в памяти? Вот что рассказали ветераны.

Николай Петрович:

- Я родился в учительской семье. Здесь, в деревне Думиничи. Мама преподавала в начальных классах, папа вёл географию. Оба любили бывать в лесу. Скорее всего, сказывалось воспитание. Ведь мой дедушка, Алексей Евдокимович, до революции и после неё трудился лесником в Жиздринском лесничестве. Походы с родителями по грибы и ягоды производили и на меня сильные впечатления.

Ещё, конечно, в памяти навсегда останется война. Когда она началась, мне было всего пять лет. Огненный вал очень скоро докатился до наших мест, оказавшихся в оккупации. Чего-то я, разумеется, не  знал. Но понимал главное – на нас напал враг, злобный и страшный. Мы, ребятишки, бегали смотреть на расстрелянных стариков, горящие дома… Весной 1942 года меня в числе других односельчан пытались угнать в Германию. Нас спас разлив реки Жиздры и её притоков, он оказался непреодолим. А потом советские войска погнали фашистов и тем пришлось улепётывать, забыв о нас. До сих пор перед глазами картина: краснозвёздный самолет заходит в атаку на гитлеровские позиции, а к нему тянутся трассирующие очереди немецких пулемётов – красивые и одновременно страшные пунктиры…

Думиничи освободили, но бои продолжались и меня вместе с родителями эвакуировали в Ферзиковский район, в село Коврово. Там мы находились до сорок четвёртого года и лишь тогда вернулись домой. Жизнь помаленьку стала налаживаться, хотя военное эхо ещё не раз давало о себе знать. В победном сорок пятом мы с товарищем нашли противотанковую мину. И – пацаны же несмышлённые – попытались её разрядить. Ахнул взрыв. Каким-то чудом я спасся, а приятелю не повезло – стал калекой. Забегая вперёд, расскажу ещё об одном эпизоде. Через тридцать пять лет довелось быть в Палекском лесничестве на посадке деревьев. Трактор тащил лесопосадочную машину. Вдруг из земли вывернулись пять немецких крупнокалиберных снарядов. Буквально рядом с машиной. Ещё бы чуть-чуть и мог произойти взрыв, полегло бы немало людей. В думиничской многострадальной земле таких «подарков» хватает и сейчас.

Извините, отвлёкся… После окончания школы я поступил в Брянский лесохозяйственный институт. Выбор его был осознанным. Так посоветовала мама, да и мне лесная работа казалась достаточно увлекательной. Учился легко и получил «красный» диплом. Направление выбрал в Ярославскую область, в Любимский лесхоз. Назначили меня инженером, чуть погодя - старшим инженером лесного хозяйства. Там я и постигал практические премудрости профессии, как-то обустраивал быт – у меня же была семья. Свою «вторую половинку» я нашёл ещё в институте, Тамара диплом получила годом позже и приехала ко мне. Также устроилась на работу в Любимский лесхоз.  Дочь у нас уже была… Всё складывалось замечательно. Но неожиданно заболела моя мама и пришлось вернуться на малую родину. Пришёл в Думиничский леспромхоз. Там оказалась вакансия инженера по переработке древесины. В этой должности пребывал пару лет. Но переработка – это не моё… При первой же возможности я ушёл в инженеры лесовосстановления, был и старшим инженером лесного хозяйства. Как говориться, пахать приходилось по полной программе. Площадь лесов леспромхоза составляла 43853 гектара. Расчётная лесосека – 120 тысяч кубометров. Ежегодно вырубалось около ста тысяч кубометров. Леспромхоз – предприятие комплексное. Поэтому на смену сведённому лесу высаживался новый. Трудился коллектив напряжённо. Знаете, как в песне: дни работы славные, на бои похожие…

В начале восьмидесятых меня избрали освобождённым секретарём парткома леспромхоза. Как оказалось, на шесть лет. Разумеется, эта работа резко отличалась от предыдущей. Другое содержание, другие методы. На учёте в нашей организации состояло восемьдесят два члена КПСС. Почти каждый пятый леспромхозовец был коммунистом. Мы старались влиять на разные стороны жизни коллектива. Боролись за повышение производительности труда, выполнение производственных планов, оказание эффективной помощи двум подшефным совхозам… Если требовалось, разбирали и личные дела своих товарищей. Тогда много внимания уделялось развитию социалистического соревнования. Это возлагалось, прежде всего, на профсоюз, но и партийцы в стороне не оставались, показывали образцы ударной работы, были правофланговыми. Под нашим руководством действовала комсомольская организация, насчитывающая три десятка «штыков», создавались молодёжные бригады, выступавшие запевалами многих добрых дел. Администрация видела это и со своей стороны находила возможности поощрять передовиков. Они имели неплохие зарплаты, их отмечали наградами. Человек труда был в почёте.

В девяностые в связи с известными событиями в стране началось разрушение того, что создавалось десятилетиями. Страшно обидно было наблюдать за этим. Я вернулся на должность старшего инженера лесного хозяйства. В двухтысячном году ушёл на пенсию. Такая получилась у меня трудовая биография. Да, забыл сообщить о своих наградах, их несколько: знаки «За долголетнюю и безупречную службу в государственной лесной охране Российской Федерации» за 10, 20 и 30 лет, значок «За сбережение и приумножение лесных богатств России», медаль «Ветеран труда», почётные грамоты, в честь 200-летия создания лесного департамента России мне вручили наручные часы от руководства Федеральной службы лесного хозяйства России.

Находясь на заслуженном отдыхе, продолжаю следить за состоянием лесной отрасли, за происходящими в ней изменениями. Какие-то идут ей на пользу – оснащение современной противопожарной техникой, высокопроизводительными посадочными машинами и т. д. Вместе с тем, в целом, по моим наблюдениям, положение в лесном хозяйстве сложилось неважное. Новый лесной кодекс позволяет предоставлять организациям и предпринимателям участки леса в долгосрочную аренду. Арендаторы бывают разные. Добросовестных среди них немного. Больше тех, кто хочет получить быструю, максимальную прибыль, не думая о завтрашнем дне. Раньше Думиничский лесхоз осуществлял посадку деревьев на площади 400 – 450 гектаров, теперь все арендаторы - на площади около 17 гектаров. Куда это годится!? Рубить стараются хвойники, а мягколиственные насаждения остаются невостребованными и переходят в категорию перестойных, создавая значительные проблемы. Ещё одна беда – нашествие жука-короеда.  Ели в 47, 59, 60 кварталах стоят совершенно сухие, погибли на корню. И ныне лесничество никому не может их сбыть. Назначены сплошные санитарные рубки. Только потребителей нет…

Я являюсь членом КПРФ и знаю, что наше руководство пытается внести соответствующие поправки в лесной кодекс, но пока не удаётся. Меня избрали членом райкома партии и приходиться оправдывать оказанное коммунистами доверие.  

Мне уже 78 лет, возраст солидный. Но я продолжаю, как и в молодости ходить иногда на охоту. Но чаще выбираюсь на рыбалку. Она – давнее моё увлечение. Не угасло даже после того, как я получил, вытягивая рыбу, серьёзную травму глаза. Когда сижу у речки или пруда, душа отдыхает, мысли интересные приходят. Да и рыбка лишней на обеденном столе не бывает…

Мы с женой вырастили двух дочек. Старшая из них сама уже находится на пенсии. Младшая работает здесь, в Думиничах, воспитательницей в детском садике. Одна из внучек учится сейчас в Брянске на инженера-эколога. У остальных специальности ещё дальше от лесоводческой. Жвль!..

О прежней работе нам с Тамарой Фёдоровной напоминают посаженные у дома четыре лиственницы и голубая ель. Посмотришь на них, погладишь стволы, ветки и словно сил прибавляется, дальше жить хочется.

Тамара Фёдоровна:

- В нашей семье было четверо детей и все родились в разных городах, потому что папа, окончив бронетанковое училище, служил в Красной Армии и приходилось кочевать. Я появилась на свет в подмосковных Мытищах в тридцать шестом году прошлого века. Насколько мне известно, мама была педагогом и устраивалась преподавателем в школах, куда забрасывала судьба. Несколько лет перед войной мы жили даже в Москве. В сорок первом году мы оказались в Орле – там находилась моя бабушка, она заболела и ей приходилось постоянно помогать.

Там и застало нас известие о нападении на Советский Союз гитлеровской Германии. Папа ушёл на фронт. А в начале октября в Орёл ворвались танки Гудериана. Началась оккупация. Это было страшное время. Приходилось голодать, над людьми постоянно висела угроза гибели. Мы, ребятишки, бегали из-за любопытства смотреть на жертвы фашистов. На площади повесили, если мне не изменяет память, восемь орловчан и долго не разрешали их снимать. Для устрашения местного населения. Потом уж, после освобождения в августе 1943 году, стало известно, что в том аду удалось выжить лишь трети горожан. Другие были убиты или угнаны в Германию…

В школу я пошла осенью того же года. Конечно, последствия войны сказывались на всём. Приведу такой пример. На учёбу мы ходили со своими лавочками, поскольку стульев не хватало. Или брали доску, чтобы положить её на соседние лавочки и сесть. Писали кое на чём, одеты были кое-как… Тем не менее, программу мы осваивали. Мне едва исполнилось семь лет, но от остальных я не отставала. Ведь, благодаря маме, читать научилась ещё в пятилетнем возрасте, очень хорошо считала в уме.  

После окончания войны мама попыталась вернуться с семьёй в столицу, но в нашей квартире жили уже другие люди. Короче, не удалось. Папы не было, он погиб. Так что десятилетку я оканчивала в Орле. Педагоги советовали продолжить образование на физико-математическом факультете. Говорили, что у меня способности. Но я вынуждена была выбирать  вуз по другим критериям – где есть общежитие и платят стипендию. Так и попала в Брянский лесохозяйственный институт, не имея никакого представления о будущей профессии. Вступительные экзамены сдала, но до последнего надеялась, что меня не зачислят… Однако я попала в список везунчиков…

Проблем с учёбой у меня не было. Успевала и на танцы ходить. На них познакомилась с Колей. Лицо его было знакомо – портрет Кодакова висел на институтской доске почёта, за отличную учёбу и активность в общественной работе. Наш роман развивался стремительно и вскоре мы поженились. Но так получилось, что через несколько месяцев муж получил диплом и уехал по распределению в Любимский лесхоз. Мне же предстояло ещё год учиться. Положение осложнялось рождением дочери. Но я выдержала. Закончила учёбу с пятёрками. Лишь по геодезии получила тройку – из-за разногласий с преподавателем. Предлагали пересдать, чтобы вытянуть на «красный» диплом. Да некогда было, ребёнок на руках… Вместе с ним и отправилась в Любим. Там в леспромхозе довелось быть контролёром цеха ширпотреба, техником-лесоводом, инспектором охраны и защиты леса, инженером по технике безопасности, мастером по лесокультурам, инженером лесного хозяйства… Это за каких-то восемь лет. Зато я узнала производство с разных сторон, набралась опыта, который очень потом пригодился.

В 1965 году мы по уважительной причине перебрались в Думиничи, на родину Николая Петровича. Устроились в местный леспромхоз. И здесь я не сразу попала туда, куда хотела. Пришлось для начала потрудиться инспектором отдела кадров. Впрочем, не без пользы – людей лучше узнала. Вскоре и на мою улицу пришёл праздник – получила возможность стать старшим инженером лесного хозяйства, а позже – инженером лесных культур. К этому тянулась моя душа. Ведь я незаметно для себя привязалась к лесу и не мыслила своего существования без него. У нас укоренилась  такая практика: когда весной производились посадки деревьев, всех ИТРовцев временно отправляли на подмогу в лесничества. Там они в этот ответственный период и проживали. Не дай Бог было появиться в конторе в Думиничах! Сиди там, куда тебя направили, организовывай работу. Лесничие тоже этим же занимались, но с инженеров спрос учинялся особый. На первый взгляд – перестраховка. Однако результат был налицо. И скажу честно: мне такой подход нравился.

Ещё нравилось первой осваивать поступающие в леспромхоз лесопосадочные машины. Прежде чем сажать на них людей, надо было самой испытать эту технику. СЛЧ-1 конструкции лауреата Сталинской премии Чашкина давала преимущества в скорости перед ручной посадкой сеянцев и черенков. Но, на мой взгляд, её надо было доводить и доводить «до ума»…  Неудобная она была. СБН-1 предназначалась для рядовой посадки сеянцев хвойных и лиственных пород на вырубках. Эта получилась получше, особых претензий не вызывала. Наиболее удачной и удобной у нас считалась тяжёлая ЛМД, имеющая и самую высокую производительность

Могу смело утверждать – ни одной делянки в леспромхозе, лесхозе без моего участия не посажено. В конторе подсчитали: я причастна к посадке лесных культур на площади более пяти тысяч гектаров, уходу за лесными культурами на площади семьдесят тысяч гектаров, уходу за молодняками на площади сорок шесть тысяч гектаров… Не скрою, чувство удовлетворённости мне эти цифры доставляют. Стало быть, не зря трудилась, внесла посильный вклад в увеличение лесного богатства родного края.

На пенсию ушла в 2009 году. Награды у меня такие же, как у мужа. Одинаково мы относимся к реорганизациям в лесном хозяйстве, оцениваем его нынешнее состояние.  Нам небезразлично его будущее. Так же, как и будущее лесов, созданных в нашем лесхозе.

Мне понятна была озабоченность ветеранов о настоящем и будущем того дела, которому они посвятили столько лет жизни. Ещё знаменитый академик К. Тимирязев писал: «Лесовод в значительной мере  человек завтрашнего дня. «Сегодня» для лесовода важно, но «завтра» неизмеримо важнее». Кодаковы, как я понял, - именно такие.